– Я обычно всем музыкантам задаю один вопрос, кто их в музыку привел?
– Ой, и мама, и папа, и бабушка. С маминой стороны бабушка была певицей, сами родители у меня были скрипачи. Но все вышло на самом деле само собой, никто не заставлял.
– А во сколько начали заниматься музыкой? И чем именно?
– Где-то года в два я начал петь, точнее даже сочинять. Всякие детские песенки. А первым инструментом (это уже лет в шесть) у меня была скрипка. Но у меня как-то не сложилось со скрипкой. Даже специальную маленькую скрипку мне сделали, но не сложилось. До сих пор скептически отношусь к скрипке.
Но родители не давили на меня – знаете, некоторые родители давят на своих детей? Я выбрал, что мне нравится, а нравилось мне тогда фортепиано. У нас дома был инструмент, я сразу влюбился.
– Ну, а какую первую там песню, мелодию нормально разучили? Обычно, когда там у кого-нибудь гитариста спрашиваешь, спрашиваешь «Какую песню первую научился играть на гитаре?» Там бывают довольно любопытные ответы.
– Я сразу начал импровизировать.
– Тогда, значит, наверное, сложнее было чужое учить?
– Чужое не учил, ленился, даже в школе. Учил только то, что мне нравится. Не то, что мне задавали. Дома было много пластинок, вот и начал учить их, подбирать на слух. Параллельно начал самостоятельно немного играть на гитаре – так как меня никто не учил, играл на ней как на басу. А потом подарили бас, уже в школе, классе в пятом. Первая же песня, которую разучил – Take the A Train.
– Ага, понятно. А из тех вещей, которые в школе заставляли учить и не прижилось?
– В основном та музыка, которая мне казалась слишком однообразной. Гайдн, например, Черни – его этюды вообще не любил. А Бах и Бетховен нравились, Шопен. И современная академическая музыка, импрессионисты, например. Тот же Дебюсси мне очень нравился, сонаты Скарлатти, Равель. Тот же Дебюсси ведь очень был близок к джазовой музыке. Я такие вещи в школе специально выбирал и разучивал.
– Был период, когда там рок-н-ролл какой-нибудь классический нравился?
– Вы знаете, в одно время были The Beatles, но это в детстве. Просто любил слушать. Оперу Jesus Christ Superstar очень любил. Но я так и не увлекся этой музыкой, не зацепила. Хоть и выучил оттуда много. То ли дело блюз.
У меня с блюзом давняя любовь. В 1977 году, мне тогда 8 лет было, к нам в Ереван приехал сам B. B. King. Концерт был в филармонии и мои родители организовали с ним встречу. Меня к нему подвел директор филармонии. Я, кажется, что-то спел – сейчас уже даже и не вспомню что. Растерянный был. Вот забавно, какие-то детали помню, а что спел тогда – нет. Ну, главное, что Кинг погладил меня по голове и сказал, мол, этот парень подает большие надежды!
– Свое когда начали писать по-серьезному?
– Свое? Ну, в школе. Я же по классу композиции закончил, в школе и консерватории. Были даже какие-то почти серьезные вещи – квартеты, фортепианные концерты. Даже пытался написать – но это еще в детстве было, в первом классе где-то – пытался написать оперу для детей. Название даже придумал – Большие иглы ежа.
– Когда был первый серьезный выход на сцену уже с джазом?
– Мой первый серьезный выход на джазовую сцену, это было в Польше, в 1979 году, когда я поехал, нас повезли в джаз-клуб. Ну и первый раз, с настоящими джазовыми музыкантами. Там играл отличный саксофонист Януш Муняк, очень известный, живая легенда и в Польше, и в мире. И он уже заканчивал, когда мужчина, который нас привез, спросил его, мол, вот мальчик, поиграете с ним? И этот старый (мне 10 лет было, понятное дело, что все кругом старыми казались) уважаемый музыкант достал свой саксофон, который уже успел убрать (не поленился!), подошел ко мне и мы начали играть. И после этого, он тоже меня погладил по головке и сказал: «Когда ты станешь настоящим джазменом, я уже буду стариком». И это уже было для меня надеждой, что я все-таки стану (хоть и не очень скоро) настоящим джазменом. А потом я его видел уже в Польше, на джаз-фестивале, где мы играли уже как участники. И напомнил ему про это его пророчество.
– Ну и как, не тяжело было в Советском Союзе с джазом?
– Нет, я бы не сказал. В СССР джаз был. Вы знаете, не то, чтобы тяжело, но это был такой запретный плод. И вот этот запретный плод нас заставлял изучать все. Сейчас в интернете есть все, что хочешь, но мы в те времена из-за одного диска ездили из одного города в другой. Платили сумасшедшие деньги.
– Я имею в виду еще, как с выступлениями все это было связано? Не было никаких проблем с выступлениями?
– С выступлениями… о! Одна проблема была. Один раз, мне тогда было еще 10 лет, из Болгарии одна джаз-группа приехала, и мы с ними познакомились. У меня тогда уже было трио свое. Мы с ними познакомились, и они нас пригласили на свой второй большой концерт, у нас тут в зале, в Ереване, в филармонии. Мы сидели, слушали их. И очень внезапно их лидер пригласил нас на сцену, сказав: «Мы вчера с молодыми музыкантами здесь познакомились и хотим, чтобы они с нами поиграли одно произведение».
И мы вышли из зала прямо на сцену и начали с ними играть. После этого уже на улице нас остановили, меня лично, люди в штатском. Как оказалось, работники госбезопасности: «В какой школе ты учишься? Кто вам разрешил выйти на сцену? Вы знаете, что это люди из другой страны?» А я тогда уже учился в школе имени Чайковского. Честно пытался им объяснить, что они нас сами позвали. Не помогло. Написали в школу жалобу, были какие-то маленькие проблемы. Но потом все замяли. Это единственная, пожалуй, у меня такая история была.
Что касается джаза, то было множество фестивалей. Первый джазовый фестиваль был, сейчас я скажу, в 1981 году, в Ленинграде. Потом был в Донецке. Много проходило таких фестивалей, не было недостатка.
– Первый раз как за границу попали, в такую, настоящую? Не какая-нибудь там Польша, которая вроде как и не заграница, а в какую-нибудь там Францию? Какая-нибудь такая заграница?
Во-первых, с 1983 года я регулярно участвовал в Таллинском студенческом джаз-фестивале. Потом в 1991 или 1989, не помню уже, выиграл Гран-при в Вильнюсском джазовом конкурсе для молодых пианистов. И вот тогда как раз, Гран-при было участие в международном джазовом фестивале в Польше. Но это было такой, один из самых крутых джазовых фестивалей в то время.
– Круто. Ну а потом, дальше, возникали какие-то сложности с выездом?
– Вы знаете, минимум. Я никогда не жаловался. Ну, были, конечно, свои какие-то особенности, да, но это так негативно не повлияло во всяком случае.
– Из современной музыки какая-нибудь нравится?
– Насколько современной?
– Ну, последние лет хотя бы 10-15
– В целом музыка или джазовая?
– Да в целом по музыке. Нет? Не интересно?
– Нет, не интересно.
– А из джазовой?
– Из джазовой тоже…
– Тоже неинтересно, да?
– Просто тогда уже столько интересного было, что надо все это изучить и вникать. Если честно, то сегодняшней музыкой ей больше мозгом наслаждаются, чем душой. А музыка должна сначала по сердцу бить. Я сейчас, например, с большим удовольствием слушаю старую народную музыку, причем не только армянскую, любую, чем эту новую академическую музыку, которую ни на минуту не запомнишь. Ни мелодии, ничего. Все наворочено.
– Хорошо. Сколько, по вашему мнению, нужно учиться музыканту, чтобы нормально играть джаз?
– Всю жизнь. Это не заканчивается никогда. Чем больше учишься, тем больше осознаешь, что нужно еще, еще, еще.
– А как к вам приходит музыка? Когда вы ее пишете.
– Не, ну у меня периодами. У меня бывают периоды, когда я ничего не пишу. Вот год назад примерно закончился такой период. А потом начинается… Иногда вот эти перерывы, они тебе как бы дают такое пространство, в которое можно влить то, что накопилось. А потом это все взрывается и начинается непрерывный творческий процесс.
– Творческий процесс как проходит? Вот, идешь-идешь, а тут раз, заиграла какая-то мелодия в голове? Или, например, сел за клавиши, наиграл?
– Идеи всегда есть, понимаете. Вдруг оно так случается, что эту идею уже пора
– Просто я, сколько я всегда разговаривал с музыкантами, там есть всегда две крайности. Первая
крайность – это человек сначала придумывает что-то про себя, он формулирует какие-то вещи, а потом садится и играет. А бывает совсем наоборот – в голове ничего нет, но есть желание поиграть. Он берет, начинает играть…
– Так тоже бывает. Начинаешь играть, и, как говорится, аппетит приходит уже во время еды. Я сколько себя помню, я почти каждый день играю. Было время, вообще каждый день играл. Каждый день в разных клубах, с разными музыкантами выступал. Потом я уже в 1995 уехал в Америку, уже началось мое серьезное изучение джаза, и уже встречи с великими именами, с великими музыкантами. Не только именами – быть знаменитым это одно, играть хорошо – это немножко другое. Знаменитых много, есть много лауреатов конкурсов, которые в итоге пропадают. Выиграть конкурс – легко, хорошо играть – труднее.
– Ну, вроде все я спросил. Спасибо, очень интересно было.
– Вам спасибо.