Солнце только что начало подниматься из-за горных громад, и утренние лучи его, окрасив пурпуром и золотом снежные вершины «Божьего Глаза» (Алагёз — вечно снежная гора, верстах в 60-ти от Александрополя), полились целыми потоками на серый будто недавно погоревший Александрополь (Бывшая пограничная крепость с Турцией; теперь крепость-склад и уездный город Эриванской губернии, с населением в 25 тысяч.) и на голые, безжизненные поля, охватившие его со всех сторон. Свежий ноябрьский воздух, прозрачный, как хрусталь, и целительный, как бальзам, вливался приятной струей в легкие и как будто возрождал все живущее, и давал новые силы. Ночная тишина постепенно уступала место дневному шуму и сутолоке... Вот прошел по улице, спеша открыть свою лавку, торгаш-армянин, проехал парный фаэтон, только что выехавший на биржу; быстрыми шагами пробежал куда-то наш солдатик с пакетом в руках, а его догоняла бойкая кухарка, спешившая на базар за продуктами.
День обещал быть великолепным...
В такое прекрасное утро я выехал из Александрополя с целью посетить развалины Ани — этой последней и самой блестящей столицы давно уже павшего Армянского царства. Мне сопутствовал мой приятель Василий Иванович X-ов. Это было первое наше путешествие по весям и дебрям южного Закавказья.
Четверка порядочных лошадей дружно везла наш фаэтон. Черный тарантулообразный армянин заправлял с высоты своих козел лошадьми и заверял ломанным русским языком, что часам к 10-ти непременно доставит нас на место.
— Не в первый уже раз езжу туда, — говорил он, — два года назад, возил самого Дундука (Князь Дондуков-Корсаков, бывший главноначальствующий на Кавказе, ныне покойный), очень остался доволен и червонец подарил.
— Ну, мы тебе червонца не подарим, — отозвался X-в, — а на чай дадим, коли доставишь обратно живыми и невредимыми.
Дорога в начале шла достаточно укатанная, и между нами завязался разговор о судьбе той страны, столицу которой мы хотели посетить. Мы оба были немного знакомы с ее прошлым, так как считали невозможным путешествовать по краю, не проштудировав предварительно его истории.
— Знаете, что более всего удивляет меня? — говорил, между прочим, мой спутник, — это равнодушие, которое обнаруживают наши учебные заведения к истории стран, давно уже нам подчиненных. Разве мы с вами слышали что-нибудь, проходя курс в школе о древней Армении или хотя бы о Грузии, которая, вот уже целый век, состоит под нашим владычеством? И вы помните, как мы с вами были поражены, когда, ознакомившись с историей этих стран, узнали, в какую седую древность уходит их начало? Не резоннее ли было бы нам, русским, вместо вавилонской и ассирийской истории, остановиться хотя бы на несколько часов на армянской и грузинской культурах, разобрать их историю и отметить те многочисленные памятники, которые они оставили после себя?
— Вы привели одну картину из первоначальной истории Армении, — сказал мой спутник, когда я остановился, — а разве далее не найдется столь же интересных моментов? Разве не интересна борьба второго царя Армении, Ары Прекрасного, с Семирамидой, блестящей царицей Ассирии, имя которой известно всякому школьнику? По рассказу того же Моисея Хоренского (прим. Мовсес Хоренаци), Семирамида, узнав о красоте армянского царя и желая выполнить давно уже намеченную ее предшественниками мысль о подчинении Армении, отправила к Аре послов с предложением своей руки. Но молодой царь отказал гордой повелительнице востока и тем навлек на себя страшный гнев ее. Семирамида двинула в страну Хайка громадное войско. Встреча произошла на берегу Ванского озера. Напрасно Семирамида велела своим воинам щадить жизнь Ары, прекрасный царь погиб в бою, и труп его с трудом был найден на поле брани. Семирамида велела внести это прекрасное тело в свой дворец, а войску армянскому приказала сказать, что Ара скоро оживет, так как она, великая царица, велела богам лизать его раны. Но чудо не совершилось, и разложившийся труп был брошен в яму. В воспоминание же о прекрасном Аре, Семирамида выстроила на месте его гибели великолепный город, с роскошными садами, многоэтажными дворцами, водопроводами и банями. И город этот был назван Шамирамкерт, по имени царицы.
— Да разве мало подобных картин и в мифическом, и в историческом периодах армянской истории? — продолжал мой спутник, — тут вы найдете и борьбу с Александром Македонскими покорителем полумира, найдете и героев-патриотов, с мечом в руках освобождающих свое отечество от чужестранного ига. Парфянская династия Аршакидов (с II века до P. X. по 435 г. по P. X.) (прим. автор объединил предшествующую династию Арташесидов) возвела Армению до самой высокой степени процветания, а ее лучший представитель, Арташес I великий, как говорят армянские историки, «покорил всю сушу между двумя морями и наполнил океан могуществом своих кораблей». Упоенный своими успехами и приобретенным титулом Шахин-Шаха (царя царей) он решил присоединить к покоренному востоку непокорный запад, перенеся свое оружие в пределы Римской республики. Для этого он вступил в союз со знаменитым понтийским царем Митридатом VI Евпатором, женатым на его дочери. В то время, как этот последний объезжал, под чужим именем, Среднюю и Малую Азию, чтобы узнать силы Рима, Арташес завоевал более 10 областей и готовился уже, подобно Ганнибалу, внести войну в самые недра республики, как собственное войско возмутилось против него и умертвило. Преемники его продолжали войну с Римом, но счастье изменило им, и, после ряда поражений, Армения, незадолго перед Р. X., подчинилась римскому влиянию, хотя и сохранила свою династию. Это, однако, не помешало ее экономическому процветанию, не помешало и принятию христианства, воспоследовавшему в IV веке по Р. X. Когда Рим стал клониться к упадку, усилилось влияние Византии, а затем вся восточная часть Армении отошла к Персии и стала персидскою провинцией, чтобы в начале VIII века вновь переменить властителей и стать частью арабского халифата...